B.В. Бычков. «Духовный космос Кандинского»

ПОСТ-адеквации

I. Мюнхен — Мурнау

1. Всадник.
Всадник — символ и знамение Кандинского.
Всадник — в крови и менталитете Кандинского.
Всадник — сам дух великого евразийца в живописи
дух степняка и кочевника
дух набега и порыва
дух лихой скачки до беспамятства
по степям неведомого
дух пестрой многоцветной юрты
дух русской расписной избы
дух немецкой волшебной сказки.
Всадник — символ и суть прорыва к новым
уровням бытия —
неутилитарного, созерцательного, духовного;
по-рыв и про-рыв
сквозь материю —
к чистой цветовой гармонии
к чистой живописной эйдетике
к чистой абстракции...
на желтом коне
на зеленом коне
на красном коне
на белом коне голубого безмолвия
и пестрого карнавала бытия
(мюнхенского)...

оранжевый скачок через фиолетовое

однако

оранжевый скачок через фиолетовое —

это на-тиск и по-иск и Auf-bruch
энергичный напористый про-рывающий
и вы-тесняющий
материю серой обыденности
за края ойкумены
и воз-вещающий

начало

новой эры — Кандинский верил — Великой Духовности (— мы, увы, знаем — бездуховного ПОСТ-... — это, однако, особая тема и о ней — не здесь)

оранжевый скачок через фиолетовое...
фиолетовый скачок вглубь оранжевого...

это Рыцарь чести проскакал через тихое Мурнау...
это Вестник русских сказок нарушил тихие сны
баварской провинции...
и луковицы русских церквей срезонировали в маковицах
баварских кирхе...
это Гонец странный мчится сквозь времена и народы...

Всадники Кандинского таинственным образом перекликаются с всадниками Николая Рериха, спешащими с благой вестью из мистической Шамбалы в духовно слабеющую Европу... Всадник — Вестник — Гонец — добрый знак грядущих перемен...

2.
Раздвинут космос озарений,
распался выморочный мрак.
Из диких пермских поселений
взлетел он на Ареопаг.
Простерлась длань из белой тоги
на фиолетовый овал
и желтой молнией дороги
ворвался в Мюнхен карнавал.
Он как пророк и как оракул
раскинул тайный звездный плат.
Возвеселился тот, кто плакал
и загрустил, кто был богат.
В ничто повергнуто творенье.
Восстал на смертных дух огня.
Рубинный пламень подземелья
пронзил надзвездные края.
Взволнованы Олимпа боги,
смятен Мусейон пестротой
досель невиданных гармоний,
дотоль неслыханной красой.

3. из окна мастерской Кандинского в доме Габриэлы Мюнтер в Мурнау и ныне — почти тот же пейзаж, что в начале века — голубой ландшафт, оранжевое небо, черный паровозик и белая кирхе... все вечно в мире цветовых гармоний предальпийской Баварии...

известно: абсолютный Дух — абсолютно безвиден и бесцветен — это — белое на белом...

в осенней Баварии вокруг Мурнау — буйство красок...

и дух живописца разрывается, раздваивается, раскалывается перед этой антиномией: найти колористический Путь к тому, что принципиально над

цветовой палитрой; создать красочную симфонию (jubilatio!), реально символизирующую, то есть открывающую Путь; являющую Путь;

тот Путь, который с древнейших времен ищут богословы, философы, теософы, служители всяческих религиозных культов; со-крытый Путь, сокровенный Путь, но от-крывающийся Искусству; любому истинному Искусству...

и протащить по этому Пути несколько вперед и вверх непомерно громоздкую и тяжелую телегу человечества...

вперед и вверх — девиз Кандинского... отсюда — повышенный цветовой динамизм и драматизм и даже трагизм многих его мюнхенских полотен, но и нередко — духовное пиршество и карнавальное веселье на поминках материи, материального, вещного... однако краска — носитель божественных цветов и света — сама — вещь, материя, тактильное, осязаемое, тленное...

борьба продолжается с попеременным успехом...

4. Путь найден!
Это — Духовное.
Das Geistige. Духовное — это еще не Дух.
Но — Путь к Духу.
Древние китайцы назвали бы это дао.
Древние греки, может быть, — логосом.
Кандинский осмыслил это как
das Geistige in der Kunst
и ощущал — как
принцип внутренней необходимости —
главный принцип всякого истинного Творчества —
софийный принцип бытия, сказали бы мы теперь
вслед за русскими софиологами — современниками
Кандинского...
Всадник Кандинского — голубой
Конь Петрова-Водкина — красный
Есенин весенней гулкой ранью
проскакал на розовом коне...
...грядут еще апокалиптические Всадники
страшных цветов...

Всё с-ходится и рас-ходится.
Борьба форм, звуков, цветов и линий продолжается...
хотя Путь найден!

5. Импровизации

В чем он этот "элемент" проявился наиболее рельефно? Конечно, в сверхчеловеческой, почти мистической гармонизации цвето-форм на основе принципа "внутренней необходимости". На этой же основе бесспорно возникали и "Композиции" Кандинского, хотя сам он считал, что в их создании большее участие принимал разум...

Я хотел было позволить себе не согласиться с осмыслением великим мастером своего творчества...

— Если разум и подключался иногда к творческому процессу в его "золотое десятилетие" (1910 — 1920), то уж скорее, казалось мне, в "Импровизациях", чем в "Композициях". И те и другие прекрасно сгармонизированы на основе "внутренней необходимости", а никак не с помощью хилого разума. Главные же "Композиции" носят, как правило, чисто "беспредметный" характер, в большинстве же "Импровизаций" мы можем усмотреть явные следы предметных форм, намеки на них, их живописные отзвуки, а иногда и достаточно сильные и определенные тона... Скорее, именно здесь подключался разум человека, чем собственно духовно звучащий абстрактный космос...

Стоп! А так ли? Не модернизирую ли я основоположника "модернизма"? Может быть, это нам сегодня, знающим многие изыски авангарда и того, что явилось ПОСТ-, хотелось бы, чтобы и через Кандинского "космос ноэтос" сразу заговорил чисто абстрактными цвето-формами и колористическими симфониями? Кажется, этого же хотелось и самому мастеру... Однако камертоны его художественного чутья были настроены в этот период несколько по-иному... И "элемент чисто-и-вечно-художественного" требовал от него не только сугубо абстрактных форм — этой достаточно жесткой пищи для младенчествующего в беспредметном живописном мышлении художественного сознания человечества...

"Мир звучит. Он есть космос духовно действующих существ", — писал Кандинский. И для него звучала любая форма в равной мере — как беспредметная, так и предметная... Отсюда в "Импровизациях" — звуки-следы всадников, фигур человеческих, церквей баварских и русских, лодок и парусников, каких-то животных, гор, водоемов, околомюнхенских ландшафтов... Все звучит и сливается в единые мощные симфонии космического бытия духовных начал...

космогоническое

мир возникал не понарошку но сгоряча
и гнулись линии и падал
и плазмы ток
из белого не черный ливень не
цвета дрожь
космогонические силы сгибали ствол
как амфилады тонких арок и вот
поля слоились над полями
неявных сил
а сквозь излом — не газа древнего
но жизни струился звон
горшки — не боги — боги в цвете
оставлен бой
и бурей антропогенеза
как трубный глас
архангела — о том кто не был
и днесь — угас
угас который не родился
был никогда пройдя сквозь дни
цветные сны цветные брызги
цветной игры

цветным Распятием цветите
во цвете лет
Цветное Царство...

цвет погашен
зашторен День

...и не сводилось ли участие "разума" (скорее рассудка) художника в его "Композициях" к осознанному отфильтровыванию этих, внесознательно возникающих звуков-следов предметных форм, звучанием которых переполнены душа, да и дух человека? Не отсюда ли повышенный драматизм и даже трагизм главных больших "Композиций" (№ V, VI, VII особенно) Кандинского? Возможно, не все отфильтровываемое фильтровалось спокойно, без трудной внутренней борьбы...

не будет тонким желтый парус
на раменах остывшей глади
и гонка белых по темнеющим
на веслах вспенит затухающих
как эхо голубого пламени
в пустынях жарких аравийских
плач бедуина в белых сумерках
мы на вершинах замков мрачных
и девы плат и всадник дремлющий
и синих теней ток пылающий

нам грустно-радостно на спусках
тропинок памяти взъерошенной
и горячо и неожиданно
сквозь сферы черный луч неведенья

и дождь и буря затихающих
под гул оваций чувств сиреневых
как будто розовое облако
яснее кононады каменных
из желтых в синее — но встретится
и башни — порознь
не сольются
и по коричневым окраинам
еще не скоро смолкнут сполохи...

6. "В сером". 1919.

Десятилетие "драматического" периода, как известно, — самый яркий, напряженный и плодотворный этап на долгом творческом пути Кандинского.

"Духовное" живописи, вырвавшись на свободу из узких и жестких рамок видимой материальной реальности, бурлило и кипело вне какого-либо контроля рассудка и разума человеческого, подчиняясь лишь глубинным законам "внутренней необходимости"...

И не было сил, способных остановить или укротить бег и своенравную волю воспарившей кисти...

Она получала энергию непосредственно из горних источников и ИНЫХ уровней космического бытия и открывала нашему слепому взору то, что не поддается пониманию и словесному выражению...

мы можем ждать на дне незнания
не остановится уснувшее
и на простом как ткань оставленности
воспрянет в черном утомительное
заголубеет левым косвенно
и сквозь прорыв войдет остреющий
но тихо отсвет красных всплесков
угасших бурь движений огненных
вновь принесет воспоминание и
остановит
длинной молнией когда-то вспять
сверкнет и в черное
на тусклом луч стояний каменных
не будет лишним в зеленеющем

не от росы и не без памяти
а в серый бархат облеченные
сверкая мягкою ворсистостью
нас обволакивают призрачной
волной седых благоуханий
погибших в битвах нам неведомых
цветов космических сияний

и по каналам душ всеведущих
нам послан был
привет прощания
и тихий зов к успокоению
в гармонии цветозвучаний
от суеты земных потребностей
борьбы и криков и метаний

* * *

II. "... чисто-и-вечно-художественное..."

2. В ГОЛУБОМ

Космос перегружен духовными сущностями.
Идет борьба на всех уровнях пространства.
Черный треугольный эон
пытается прорвать блокаду
зона красного шара.
Зелено-желтые вспышки
энергетических полей
зловеще мерцают
в пульсирующей плазме
голубого эона.

5.

Нет выхода. Труба трубит. И страх.
Не вышел. В звуке. Темный ангел.
На трех столбах. Одни оборванные струны.
Но тяжек зов. На дне каком-то. У кого-то.
Ну темен он. А звук пронзителен. Какие. И тих.
Не смог бы я. Раскрылись створки.
Неземные. Огни и мгла. И вихрем что-то.
Новым небом. Оставлен вход. Тому кто будет.
Нет сомненья. Не всплеск. А стон.
Нам. Остро. Горько. Для надрывно. ОНО!

Как храм. Как ад. Как дым.
В распаде. Тонкий. Звон.

6.

Движение стрелы внутрь себя
дает обратный эффект
ре-перспективного расслоения, ибо
утонченные структуры
непроницаемы!
Феноменальное ре-ализуется,
а ноуменальное не ре-ально
в этой системе.
Стрела не дает связи между
уровнями
интра- и экстра-,
необходим иной поворот.
Возможно — это белая вертикаль —
не плоскость и не линия.
Умозрительная вертикаль
иных реальностей.
Бесконечная втянутость.
Концентрация.
Остановка на пределе.

7.

Кромешная тьма. Безмолвие.
Вдруг пронзительный свист. Вспышка.
Огненный прочерк через пространство —
сигнал к началу. Того что не имеет начала.
Не имеет конца.
Ослепительный голубой рассыпается бликами:
зеленоватое, желтоватое, розовое, сиреневое —
круги, овалы, извивы, падения.
Змееподобное красное — яркая киноварь
энергетическим ударом по всем формам —
напряжение смыслового поля — предельное —
в темно-синих сгущениях и провалах —
и черные завихрения мгновенно,
мгновенно, мгновенно!
стираются желтые проблески
с фиолетовых капель
и густая и долгая виолончель
в ослепительной пустоте
сверхчерного напряжения духовности.
Серебристо рассыпается бахрома
белильных оживок
на гребнях могучих зеленых волн
набравшей силу фуги
многоцветной подковы пронзенной
темной стрелой от ушедшего
в желтизну агрессивного пятна
с колючими стрелами во все стороны...

Не гармония сфер, а драма миров —

духовный космос XX столетия.

8. ЛИНЕАРНАЯ МЕДИТАЦИЯ
Линии

я люблю бездумно чертить цветные линии:
красная, зеленая, оранжевая, черная...
они прихотливо бегут по бумаге,
возбуждая причудливые образы,
ассоциации, переживания, воспоминания
о каких-то ИНЫХ временах,
ИНЫХ пространствах, ИНОМ бытии...
что-то начинает смутно
шевелиться в сознании,
радость и возбуждение охватывают сердце,
кружится голова,
и душа вроде бы отделяется от тела
и устремляется куда-то
в неописуемо прекрасные и сладостные дали...
она поет и ликует там, наслаждаясь свободой,
купаясь в океанах почти божественного света,
переполняясь чем-то очень значимым,
глубоким, сущностным...
но вот останавливается бег линий,
и душа спокойно забывает обо всем,
опять удобно устраиваясь
в мягком и теплом кресле
моего расслабленного тела...

Черная линия

линия черная в солнечном блеске...
стукнули гулко в рассеянной мгле
и зазвенели хрустально осколки
по магме, застывшей на черной стене...
черный зигзаг не высветит рассвета,
не вспыхнет серебристое на плоскости крыла,
и, долго затухая, рассеется в эфире
незримое, неявное, в которое
и верить и не верить сегодня нельзя...

Зеленая линия

зеленую линию беру за конец,
и точка высвечивается в сиреневой зыбкости...
протяните к ней руку,
и тихие токи озеленят ваше
заржавевшее сознание,
ростки смутных ожиданий
буйно зазеленеют, и выявится
третий поток давних переживаний,
спокойных радостей
и ясных намерений
обрести самого себя
в зеленом буйстве
ежегодных прорастаний сознания...

Синяя линия

синяя не знает отступлений
она пронзительна
как падающий с гор
и если Синий всадник
ее не перехватит
она просквозит
вневременные дали
и долго человеку придется
восстанавливать рассевшуюся просинь
на дальних подступах осиротевших
горных вершин
и холодом космическим потянет
из вздыбленных ущелий подсознанья
куда и вход и выход
желтым запрещен
ибо теплое сиянье
не есть закон застывших
в вечности синей линии...

Красная линия

красная линия темного дня
тянет по небу несжатую просинь
кажется падаем или поем
или по острому катится время
нет остановки — кто вверх
а кто — вниз
горизонтально летящий не в моде —
в пепел сгорает
под взглядами всех
вверх или вниз уходящих без боя...
сумрак сгущается
время горит
красной без дыма слепящей кривою...
нет остановки — кто вверх? —
только — вниз —
с бешеной скоростью
вниз головою!

Оранжевая линия

оранжевых линий не бывает на свете
они выцветают не успев засиять
но глаз веселит апельсиновый запах
и радости буйной искристая вязь
и персика нежного сочная мякоть
и губ абрикосовых сладостный сок...
оранжевой линии не бывает на свете
но в теле гудит оранжевый ток

Белая линия

белая линия на белом листе
вьется причудливо,
радует душу, глаз утешает
своей чистотой, скоростью, тонкостью
долгих извивов
и красотой непонятных порывов,
и глубиной удивительных взлетов,
и растворением в черной дали...

так только песня звучит серафимов
глазу не видная, уху не слышная,
но через бездны космических лет
душу пронзившая, ум поразившая
и воплотившая тот
исчерна-белый негаснущий СВЕТ...

III. Париж не встретил нас аплодисментами...

Создав шедевры (теперь мы знаем — непревзойденные) абстрактного искусства в свой "динамически-драматический" период, Кандинский констатировал, что стоит лишь у начала величайшей эволюции абстрактного искусства, захватывающих перспектив которого даже он не мог себе представить...

Летом 1994 г. по случаю открытия после длительной реконструкции "Дома искусств" в Мюнхене в нем состоялась грандиозная и уникальная по числу представленных шедевров выставка под названием "Elan vital oder das Auge des Eros" ("Жизненный порыв, или Глазами эроса"), на которой было представлено в среднем более чем по сотне работ Арпа, Кольдера, Кандинского, Клее и Миро периода 1920-1945 гг. из многих музеев мира. Можно обсуждать девиз выставки, ее концепцию, структуру экспозиций и т.п., что, конечно, уже делают и сделают искусствоведы и экспозиционеры... Однако... Гениальна уже сама идея собрать этих (и только их) художников на одной выставке, да еще с таким размахом и масштабом... Каждый из них, благодаря интересному экспозиционному контексту, открылся зрителям в новом свете, заиграл новыми гранями...

Кандинский был представлен в основном работами парижского периода; в разделах "Launische Formen" ("Причудливые формы") и "Konstellationen"... т.е. работами, пожалуй, самого загадочного периода творчества стареющего Мастера...

В монументальном каталоге выставки перепечатана из американского каталога ретроспективы Кандинского 1985 г. ("Kandinsky in Paris") статья В. Барнет "Кандинский и естествознание: Появление биологических мотивов в парижский период". Автор со скрупулезностью естествоиспытателя рассматривает картины Кандинского на предмет выявления в них тех или иных биоморфных элементов (похожих на червей, сперматозоиды, амеб, всевозможные эмбрионы, медуз и других обитателей морских глубин) и сравнения их с фотографиями и рисунками из зоологических учебников и энциклопедий, которые мог видеть в свое время Кандинский...

Конечно, эта работа архивирующего аналитического рассудка современного позитивиста от искусствознания интересна и даже чем-то полезна для науки, но много ли она дает для проникновения в миры картин великого абстракциониста, в его духовные миры!? и не уводят ли подобные биологизаторские анализы нас по неверным путям — от, а не к работам Кандинского?

Ну, естественно, и Кандинский, как и все образованные люди его времени, знал и дарвинскую гипотезу эволюции, и видел картинки в энциклопедиях, и представлял, как выглядят амебы, эмбрионы человека или птицы... Более того, он любил наблюдать в микроскоп за жизнью микромира и полагал, что этот прибор помогает проникнуть за жесткую оболочку вещей в их "внутреннее"... Но можно ли всем этим объяснить хоть как-то те богатейшие и сложнейшие миры художественных форм (часто включающих и амебообразные, и эмбрионоподобные, и змеевидные и т.п. "органические" элементы), которые совершенно свободно возникали под его кистью последнего периода творчества?..

В. Громан называл подобные формы Urzustände des Wachsens — "пра-состояния роста", из которых на путях формообразования может возникнуть все что угодно...

Да должно ли еще что-либо из них возникать? И почему это — "пра-состояния", а уже — не "сверх-состояния"? Не те супер-органические образования и миры, к которым еще только могла бы прийти эволюция (если она вообще имеет место в природе)?.. А точнее — некие миры иных измерений или иных уровней космической жизни, космического бытия, духовного бытия Универсума?..

Сам Кандинский неоднократно заявлял, что в искусстве дело в конечном счете не в форме (и уж тем более — не в элементах формы, взятых порознь, хотя всё начинается именно с элементов, и им, как известно, посвящена вторая главная книга Кандинского "Точка и линия на плоскости"), а — в том, что с ее помощью открывается, выражается... Открываются же целые миры; и никак уж не эмбрионы, амебы и черви извивающиеся...

"Красный узел" (Noeud rouge). 1936.

глазами Эроса смотрите из черного Небытия
и на поверхности проступит
след утомленности рассудка
покинувшего свой предел и клетку
в которой вечно был заточен он по своей вине...

темный завиток не распустился
огненным цветком и странно
двоились формы гибкого пространства
которому не в свиток
свернуться суждено а крепким
узлом из красного эфира
стянуть многообразие лица
в особоформную причудливость начала
и выплеснуться вдруг
оранжевым ключом
трех параллельных линий бытия...

фон змеится
и сквозь решетки белый полумрак
мы выдвигаем око —
глаз смотрящий туда
где быть не может ничего однако
ВСЁ сущее стянулось в УЗЕЛ там...

* * *

"Белая линия" (La ligne blanche). 1936.

Анри Бергсон не знал что elan vital
это "принцип внутренней необходимости"
и когда он выпустил кенгуру своих желаний
в открытый космос
что-то неумолимо надломилось
в микромире

и потекли извивы срезов
как столбики осмысленных порывов жизни
сквозь плазму кипящего в фиолетовом
космического разума

трехлепестковый плавный поворот
на восьмерке белого перехода
в закругление от исходящего
испарений неявного в явленном

фантом или феномен?

долго серое не дает вразумительного
ибо выше этого
тройным гребнем негнущихся
вставлено отстраняемся

и в тишине
каплеобразно мыслим
непомыслимое

* * *

Тридцать. Пятнадцать. Семь. (1937, 1938, 1943)

...Измерения и уровни бытия зашифрованы
для постигающего разума
в знаках, символах, иероглифах —
в магических знаках
в реальных символах
в живых иероглифах...

и все упорядочено
(ибо порядок — знал еще Августин —
закон бытия)
в таблицах
(ибо таблица — знали еще древние китайцы —
знаменует жизнь разума) — архивировано для тех грядущих поколений,
которые в состоянии будут проникнуть
в каждую квадратную или прямоугольную
клетку бытия, равную целому космосу,
и анимировать

спрессованные в иероглифы миры...

*

не формо-гранулы — круги —
остатки темного изгиба
растут и множатся как грива
трапецевидная дуги

не темно-красное — в нажим —
свернулись в ожиданьи ночи
и извиваясь между прочим
хранят энергию пружин

не прото-жизнь в движеньи крика
сквозь пестрый гул небытия
а между звуков нотных линий
свернулась мудрости змея

и каллиграфией чаруя
закрыв провал небывших дней
цветок невиданный неявный
расцвел в смещении осей

от равновесного начала не треугольник не овал
а извиваясь в красно-сине-зеленом-темно-голубом
качалась на пурпурном фоне как в синь панбархата
струясь изгибом арфы или флейты никем нечитанная
вязь звучащего как день замкнувший и все начавший
перезвон от колокольчиков нездешних

до темных и миндалевидных переходов и перепадов
бытия сквозь фугу гнущейся как рыба
жемчужно-серебристой мглы и никому
в семи пространствах не выпевалось на закат
ибо ковчег былых желаний стремлений тайных перемен
уже застыл в густой как зелень
и в нем звучит как бы орган всех призывая
в темной охре во славу дня и бытия
воспеть простым пурпурно-красным ажурно-белое...

встает и серебрится и ликует и сквозь
бесчисленность изысканных изгибов
на тонких иглах жизненных пространств
замкнулось все вдруг золотистой рамой
осеннего стояния светил

"Двойное напряжение". 1938.

сквозь черное как добрый знак
проносим вымпелы и острым
ведем колеблющийся мир
по серым мшистым ярко-пестрым
но тонким в гамме тех пространств
которым трудно удивиться
когда размашистым штрихом
как лентой как пилой как птицей
пронзит всё киноварный лик

и острой флейтой

под трепет утонченный свист
почти немыслимый
средь напряженных чистых изгибов
и извивов бытия
оставленного где-то в Зазеркалье
и отражение как таянье мечтаний
как тишина
как чей-то сладкий миг
в предчувствии бессмертия — томленье
последнее на грани бытия

ПОТОП

Кандинский предчувствовал эпоху "Великой Духовности"
и предощущал очистительный Потоп.
XX век — век Потопа.

В начале христианской эры мудрый Ориген
осмыслил Ноев ковчег как Библиотеку
духовных ценностей, уцелевшую
от затопления водой забвения...

Кандинский впустил воды Потопа
в Авгиевы конюшни культуры...
Стал ли он новым Ноем Культуры? Или был ее последним гимнотворцем?

И есть ли этот Ной с его ковчегом ныне?
Да и нужен ли он вообще? Кто даст ответ?

Воды Потопа прибывают с каждым днем,
и жители традиционной Культуры
в страхе и ужасе столпились на вершине Арарата
в ожидании Ноя, то есть — Годо...

—

воды забвения страшная Лета
темный зияющий криком провал
тянет прыжок — погрузиться к рассвету
которого нет — чтоб никто не узнал

страшен оскал пустоты того света
дик этот черный сквозь розовый флер
мы не хотели но красное где-то
вдруг прорвалось затопив небосклон

синий удар и как будто пилою
ржавой по нервам как арфы раскат
выбросив острое лунным прибоем
круглые вихри отхлынут назад

странные мрачные в рваных раздумьях
долго томимся сухой маетой
дискурс какой-нибудь —
в этом безумьи в этой пучине греховно-святой

тихое что-нибудь с нежностью рыка
с ясностью дней полыхнувших в огне
ангел распался от страшного крика

желтые змейки скользят по стене...

*

не надо ждать, не надо плакать,
нам не дано!
опять войти туда, где светит
сквозь ночь ОНО!
опять узнать пожар стремлений
и зов Любви!
замкнулось все в семи пространствах —
иссяк Родник!