Аристократка духа
Рассказать о своей жизни она согласилась незадолго до своего последнего дня рождения — и появилась на экране утонченная, аристократичная, светлая и очень красивая: такая же, какой была всегда.
«Я родилась в сибирской деревушке Назарово, близ города Ачинска Красноярского края» — так незамысловато и просто начала Марина Алексеевна свой рассказ, словно незаурядная судьба незаурядной женщины ничем не отличалась от других и не заслуживала внимания.
В маленькой избушке жили шесть человек: родители и четверо детей, старшая — Мариша. Мама была неграмотной, отец едва мог читать и писать, однако уважал знания и отправил Маришу в школу. Марина быстро освоила грамоту и засадила за букварь братиков и сестру. Сама она не выпускала книги из рук. Читала даже тогда, когда в избе все засыпали, листала страницы при свете огня в печи, пока не догорали последние угольки. Однажды она так увлеклась, что забыла вынуть из печки хлеб и получила нагоняй. Ей, как старшей, приходилось много помогать матери по хозяйству, которая не могла обойтись без ее помощи. Да и в деревне Марина была нарасхват. Без веселой девочки, певуньи и любительницы игры на балалайке, в Ачинске не обходился ни один детский праздник. Когда на базарную площадь приходили цыгане, девчонка Ладыниных всем на потеху выскакивала из толпы и плясала с цыганами, повторяя движения смуглых женщин в цветистых юбках. Пляски на площади привели к тому, что одна богатая купчиха, проезжавшая мимо площади на извозчике, решила «приручить» девчонку. В спектакле «Птичий переполох», который купчиха задумала показать на Пасху, она отдала Марине главную роль. Девочка играла Весну, и для нее сшили красивое длинное платье из розового атласа. Однако, опасаясь, что она испортит наряд, брать его домой не велели. На премьеру собрались все богатые люди города. Успех был грандиозным. Марина получила первые в своей жизни цветы. Сын местного «аптечного короля», гимназист Володя Батеркампф, преподнес маленькой белокурой крестьяночке чайную розу.
Когда Марина подросла, ее стали приглашать подменить заболевших артистов Ачинского драматического театра. Нередко антрепренеры заезжих трупп предлагали девушке уехать с ними, но гастролировать Марина не соглашалась, хотя и мечтала только о сцене. Она понимала, что для того, чтобы стать актрисой, нужно учиться. Но такая возможность представилась не скоро.
Окончив школу, в 16 лет Марина поехала работать учительницей в степную деревню. В этот год началась кампания «Долой неграмотность!». Каждый грамотный должен был обучить десять человек читать и писать, и старательная учительница Ладынина намного перевыполняла «норму». Но желание стать актрисой не покидало ее даже тогда, когда она объясняла правила и, пачкая пальцы мелом, писала на доске буквы и цифры. Весной 1929 года, надев единственное платье и чудом втиснувшись в поезд, она уехала в Москву — поступать в Институт театрального искусства.
Провинциалке Марине не были знакомы лица ее экзаменаторов — С. Бирман, В. Лужского, Ф. Каверина, которых знала вся Москва. Возможно, поэтому Ладынина не испугалась великих мастеров. На экзаменах она плясала, пела и читала стихи так же естественно, словно была на сцене ачинского театра. Комиссия приняла ее, сделав в экзаменационной ведомости пометку «Особо одаренная», и освободила от обязательных экзаменов по общеобразовательным предметам.
И довольно скоро после экзаменов знаменитый режиссер немого кино Юрий Желябужский пригласил ее на роль слепой цветочницы в фильм «Просперити».
Съемки продолжались один день. «Тебе ничего не придется делать, — сказал режиссер. — Постоишь перед аппаратом — и все!» Каково было удивление дебютантки, когда в день премьеры она обнаружила у входа в кинотеатр «Колосс» рекламный щит со своим изображением! Несколько дней подряд Марина Алексеевна провела рядом с афишей, надеясь, что прохожие ее узнают. Подруги в общежитии дразнили: «Ну что, Ладынина, добилась своего или опять от стенки не отличили?»
Но кинематографисты заметили «новенькую» со свежим, выразительным лицом. С ней захотели работать кинорежиссеры Игорь Савченко и Юлий Райзман. Райзман пригласил ее на пробы — на главную роль в картине «Летчики». Не дождавшись окончания кинопроб, Ладынина ушла, так как опаздывала в театр на репетицию, и получила от Райзмана кличку «белобрысая с дурным характером». Но в то время экран не занимал воображения девушки: серьезно она относилась только к театральным подмосткам. После окончания института Марина Алексеевна — редчайший случай! — была зачислена в труппу Московского художественного театра. Мечта сбылась.
Во МХАТе к Ладыниной относились очень хорошо. Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко баловали ее, хотя поначалу задействовали только в массовках и народных сценах. Но не прошло полугода, как Ладыниной досталась серьезная роль — Таня в инсценировке по повести Максима Горького «В людях». Из вспомогательного состава Марину перевели в постоянный. Начались репетиции «Достигаева» и пушкинских «Цыган», где молодая актриса играла Земфиру. На очереди была Ирина в «Трех сестрах», и Станиславский уже написал своей сестре, что видит в Ладыниной «будущее МХАТа».
Каждый раз, когда Марина отпрашивалась на съемки, Немирович-Данченко говорил ей: «Идите, конечно. Сниматься иногда надо — заработать и все такое. Но не забывайте, что вы — наша, никогда не бросайте театр!»
Позже Ладынина не раз думала о том, что если бы тогда она успела «отведать» Чехова, то вряд ли покинула бы театр, и тогда ее жизнь пошла бы совсем по-иному. Она составила бы конкуренцию лучшим характерным актрисам и до конца жизни осталась востребованной и успешной. Но судьба распорядилась иначе.
В 1935 году И. Правова и О. Преображенский предложили Ладыниной большую роль в кинодраме «Вражьи тропы». На этих тропах она встретила первого мужа, актера Ивана Любезнова. В то же время режиссер Билинский уговорил ее сыграть Вареньку в фильме «Застава у Чертова брода». Съемки Ладыниной были чрезвычайно эффектны, но по идеологическим соображениям «Заставу» запретили (а после войны и вовсе потеряли). Слава снова не состоялась.
Мало того — в середине 30-х в Москве закрыли многие театры. Актеры из театров Корша, Мейерхольда, 2-й студии МХАТа толпами переходили в Художественный, в котором тут же начались интриги и бои за место на сцене. «Этот театр уже не мой», — грустно говорил Станиславский, и Ладынина больше не чувствовала себя уютно на любимых подмостках.
В конце года она подписала договор с режиссером Юрием Завадским, который организовал студию и должен был переехать в Ростов. Марина Алексеевна паковала вещи, готовясь к отъезду, когда ее вызвали на Лубянку как свидетельницу по делу одного актера. Поскольку Ладынина не дала ни одного ответа, который устроил бы следователя, ей открытым текстом было приказано забыть о МХАТе, Ростове и Завадском.
Любезнов уехал в Ростов. Марина Алексеевна осталась без денег и без работы. Чтобы заработать, она брала у знакомых вещи в стирку, ходила на поденщину — готовила и мыла полы. Пригодились навыки, которые она получила дома. Такая жизнь продолжалась несколько месяцев. Но незадолго до Нового года, придя к друзьям с очередной стопкой выглаженного белья, она встретила у них в доме 33-летнего Ивана Пырьева, известного и обласканного властью режиссера. Об этом человеке актриса слышала разное. Рассказывали, что он в приступе ярости мог гоняться за пожарным, помешавшим съемке. Говорили, что, проигрывая, он переворачивал шахматную доску и мог выбросить не устраивавший его сценарий в мусорную корзину прямо у автора на глазах. Сын батрачки и грузчика, убитого в драке, Пырьев не сдерживал темперамента. Через два часа знакомства Иван объявил, что любит ее и хочет, чтобы она стала его женой. И Ладынина согласилась: Иван Александрович увлек ее своим обаянием, талантом и бесшабашностью, с которой она не сталкивалась доныне.
Пырьев не отпускал Марину Алексеевну ни на минуту до тех пор, пока не увез ее на съемки на Украину. «Я тебя не отпущу! Мы поедем на Украину снимать «Богатую невесту». Главная роль — твоя. Все главные роли — твои. И петь, и плясать будешь! — говорил, вернее, кричал темпераментный Пырьев, уговаривая Марину бросить театр. — Бог с ними — и со Станиславским, и с бывшими мужьями. Отныне — только кино. Работать будем без перерыва».
Поговаривали, что, «уводя Марину из стойла», Пырьев предложил Любезнову «отступного» — роли в своих картинах. Что ответил Любезнов, неизвестно, но позже снялся в «Богатой невесте» и получил премию за работу в фильме «В шесть часов вечера после войны».
За плечами Пырьева уже был брак со звездой кино 20-х Адой Войцик, сыгравшей в его фильме «Партийный билет». У Ады и Ивана подрастал сын Эрик (он снялся в роли маленького Ивана Грозного в фильме Сергея Эйзенштейна), и Ада тяжело переживала разрыв.
Однажды она позвонила Ладыниной. «Он бросит вас, как бросил меня», — сказала уязвленная женщина. Пророчество сбылось, правда, только через 18 лет. И ни один из прожитых вместе дней не был для семьи Пырьева и Ладыниной безоблачно прекрасным. Даже первый год — пора самой страстной влюбленности — был омрачен тем, что Пырьев возвращался к Войцик каждый раз, когда она грозила покончить с собой. Результатом этих метаний стало то, что, когда у Марины Алексеевны и Ивана Александровича родился сын Андрей (ставший, как отец, кинорежиссером), Ладынина, в очередной раз не поладив с мужем, дала мальчику свою фамилию.
Съемки «Богатой невесты» проходили летом 1937 года. Пырьеву разрешили увезти Ладынину в Киев.
Перед отъездом ее вызвали на Лубянку. Следователь погрозил ей пальцем: «Хотите спрятаться за спиной у Пырьева? Не выйдет. У нас везде есть свои люди». Это были не пустые угрозы. Преследования со стороны НКВД долго портили актрисе жизнь. Столкновения с Комитетом безопасности превратили убежденную комсомолку в яростную антисталинистку. Но, несмотря на это, едва ли не каждая роль в пырьевских фильмах отмечалась Сталинской премией. С Пырьевым на двоих они получили десять правительственных наград — больше, чем кто бы то ни было.
Марина Алексеевна увлеклась съемками «Богатой невесты» и не жалела, что покинула МХАТ. Ей очень нравилась ее героиня — хрупкая, решительная Маринка, то готовая драться за справедливость, то впадающая в лирические страдания.
Единственное, что портило впечатление, — отношения с партнером, актером Борисом Безгиным, игравшим жениха Маринки. «Не шло у нас объяснение в любви, — вспоминала актриса. — Безгин должен был меня поцеловать, но делал это так, что Пырьев кричал, как Станиславский: «Не верю!» Потом подошел к Борису и предложил в сторонке «потренироваться». Будучи жутко ревнивым, «для пользы дела» Пырьев разрешал целовать жену. И этим отличался от своего коллеги, другого «комедиографа в законе» — Григория Александрова, супругу которого, Любовь Орлову, так никому и не довелось облобызать.
Съемки фильма еще продолжались, а в украинской печати уже появились статьи под названием: «Шкидлывый фильм» («Вредный фильм»). Авторов фильма обвинили во «вредительском искажении украинской жизни».
Председатель Кинокомитета Борис Шумяцкий положил картину на полку. Несколько месяцев спустя Шумяцкого расстреляли. Сменивший его С. Дукельский, бывший воронежский чекист, повел себя с точностью до наоборот. С опальной картины стряхнули пыль и объявили ее шедевром. После торжественного просмотра в Кремле Пырьева и Ладынину наградили орденами. Иван Александрович нацепил орден на лацкан пиджака, Ладынина — убрала в ящик стола: так она поступала со всеми правительственным наградами. И только мэтр русского театрального искусства Немирович-Данченко, посмотрев «Богатую невесту», обвинил Пырьева в том, что тот портит хорошую актрису.
После выхода «Трактористов» (1939) Пырьева стали называть отцом музыкальной колхозной комедии, а Ладынину — первой актрисой этого оригинального советского жанра. Пырьев сдержал слово: Ладынина снималась без остановки. В 1940-м закончили драму «Любимая девушка» и тут же взялись за мюзикл «Свинарка и пастух». Началась война, и фильм завершали на опустевшем «Мосфильме».
Каждые два года, вплоть до 1954-го, ставшего переломным в жизни Марины Алексеевны, выходили картины, в которых Ладынина исполняла главные роли: «Секретарь райкома» и «Алеша Рыбкин» (1942), «В шесть часов вечера после войны» (1944), «Сказание о земле Сибирской» (1947) и, наконец, классика советского кино — прославленные «Кубанские казаки» (1949).
В этой картине Ладынина впервые сыграла возрастную роль. До этого она (впрочем, не без успеха) изображала юных неопытных девушек, поэтому роль Галины Пересветовой давалась ей тяжело. Марина мучилась, паниковала и даже — впервые в жизни — плакала по ночам, переживая, что роль «не идет». Но вот фильм вышел на экран. Неделю спустя Марина достала из почтового ящика письмо, написанное незнакомым почерком. «Ты — наша, — написали ей жители села, где проходили съемки. — И конем ты управляешь как заправский наездник. И смеешься как наши жены. У тебя и юбка, когда ты идешь по стерне, телепается, как у наших баб».
Ладыниной нравились фильмы, которые снимал ее муж. Она понимала, что подлинной историей этих картин становился счастливый союз влюбленных сердец. И тем не менее она устала от кино такого рода. Роли матрешек-колхозниц изматывали однообразием. Она начинала ненавидеть свой образ: то в косынке, то в кепке, ватнике или сарафане. Ее «кордебалет» — недалекие белозубые парни и селянки в пестрых ситцах — набил оскомину. Идеологические каноны пырьевских фильмов, воспевавших верность Партии, норму выработки и дисциплину, доводили до умопомрачения. Марине Алексеевне — актрисе лирико-драматического жанра — хотелось играть Нину в «Маскараде» и Катерину в «Грозе».
После выхода «Трактористов» она прямо спросила мужа: «Теперь я всю жизнь буду играть колхозниц?» Она ожидала взрыва негодования, но в ответ на ее реплику Иван Александрович положил перед ней сценарий «Любимая девушка», написанный по повести Павла Нилина. Ладынина пела от счастья — роль другого плана! Не меньше радости ей доставила и забота Пырьева.
О трудолюбии Ладыниной и ее умении перевоплощаться ходили легенды. Однако ни одному кинорежиссеру не приходило в голову пригласить Ладынину в свое кино. Она была «пырьевской актрисой». Лишь однажды Игорь Савченко, обладавший не менее крутым характером, чем Пырьев, предложил ей сыграть графиню в его ленте «Тарас Шевченко» (1951). Марина Алексеевна с упоением взялась за работу. Но, когда картина была закончена, цензура велела убрать все ее эпизоды под предлогом, что графиня получилась совестливой и доброй. Она должна ненавидеть Тараса как классового врага, а на самом деле испытывает к нему очевидную симпатию.
В 1954 году вышел приказ, запрещавший кинорежиссерам снимать в кино своих жен. Как раз в то время Пырьев работал над фильмом «Испытание верности», где планировал снять Ладынину. Он устроил в кабинете начальства грандиозный скандал и сумел доказать, что никто не сыграет Ольгу Калмыкову лучше Марины Алексеевны. Эта роль оказалась последней для Ладыниной.
Вскоре супруги расстались.
Пырьев, безудержный, увлекающийся, полюбил девятнадцатилетнюю актрису Людмилу Марченко так же сильно, как двадцать лет назад полюбил Марину Алексеевну. Не считаясь с общественным мнением и не таясь, 58-летний режиссер посещал ее в гостинице «Москва». До этого он, уважая жену, никогда не ставил под удар ее имя. Напротив. Безжалостный к себе и не сдержанный по отношению к другим, Пырьев был деликатен с Ладыниной. На площадке они говорили друг другу «вы» и не срывали сердца на людях. Судя по рассказам немногочисленных гостей (Пырьев любил уединение и не выносил, когда его отрывали от работы), супруги ладили, жили мирно. Несмотря на властолюбие и эгоцентризм, Иван Александрович прислушивался к мнению жены и ценил ее отношение.
В начале 50-х, во время заседания, на котором разоблачались режиссеры-«космополиты», Пырьев отказался от чтения доклада по делу коллег — потому что в зале сидела Ладынина. Как председатель Союза кинематографистов, он был обязан выступить. Однако, поднявшись на трибуну, заявил, что не желает иметь отношения к этому делу, ибо среди «космополитов» есть его друзья. Он знал, что если начнет говорить, Марина, верная своим принципам, уйдет от него. «Она аристократка духа, и самое страшное — потерять ее уважение» — так говорил Иван Александрович о своей жене.
И тем не менее благородные чувства не мешали ему заводить романы, этот темпераментный мужчина не выдерживал испытания верностью. В конце концов случилось то, что и должно было случиться: пожилой режиссер «созрел» для новой любви. Он развелся с Мариной, хотя молоденькая студентка отговаривала его от этого шага и отказывалась от официального замужества, несмотря на то что оно сулило ей прочное положение и хорошие роли. Одну из них — в картине «Белые ночи» — Марченко все же успела сыграть до того, как другой претендент на ее руку и сердце исполосовал ей лицо ножом.
В середине 60-х Пырьев женился на украинской актрисе Лионелле Скирде: сыграв Грушеньку в «Братьях Карамазовых» (постановка И.А. Пырьева) под собственным именем, позже она взяла фамилию режиссера.
После развода для Ладыниной наступил период, который она считала более мрачным, чем то время, когда ее преследовал НКВД. Потянулись годы бедствий. Ладыниной исполнилось 46, выглядела она лет на десять моложе, до старости было далеко. И тем не менее последние пятьдесят (!) лет она провела в одиночестве. Мысль о новом замужестве казалась ей кощунственной. После замужества с Пырьевым брак по любви казался ей невозможным, и эта часть жизни умерла для нее. Она лишилась поддержки любимого супруга и влиятельного человека.
Теперь, когда она осталась одна и весь ее багаж составляли только ее опыт и талант, режиссеры один за другим стали отказываться от ее услуг. Она обращалась в разные театры и убеждалась, что популярность ей только вредит. «Мариночка, я бы с удовольствием дал тебе роль, — говорил какой-нибудь демиург, нежно приобнимая за плечи (теперь можно было не бояться скорого на кулачную расправу Пырьева). — Но, понимаешь, меня разорвут на части мои собственные примы — возлюбленная и жена».
Причиной отказа становились и ее «контры» с властью, и желание унизить «первую леди» советского кино. Но Ладынина не сдавалась. Однажды Пырьев сделал попытку помириться и вернуть Ладынину, но гордость не позволила простить измену. Она нашла в себе силы начать все сначала — стала читать стихи и брать уроки вокала у консерваторского преподавателя Доры Борисовны Белявской, которая хвалила ее голос, но поступать в оперу не советовала: там своя конъюнктура и чужие не нужны.
В 1965 году Никита Михалков предложил ей роль в картине по Лермонтову, но и эта лента не вышла. Казалось, еще немного — и удача вернется, но в последний миг все рушилось.
На несколько лет ее спасением стал Театр киноактера. Но в начале 90-х руководство намекнуло актрисе, что хорошо бы освободить место для «настоящих» актеров, для тех, кто снимается в кино.
Так у Ладыниной остались только выездные концерты. «У нас с Иваном был в ходу афоризм, — рассказывала Марина Алексеевна. — Хуже, кажется, нельзя, а глядишь — назавтра хуже. Но, несмотря на трудности, выпавшие на мою долю, я считаю, что мне повезло. Несколько лет мне хотелось написать книгу о людях, с которыми меня свела судьба. Но книга так и не сложилась, и я поняла: я не считаю себя настолько выдающимся человеком, чтобы оставлять после себя мемуары. Однажды меня пригласили участвовать в концерте «Великие и неповторимые», и я пошутила: великой себя не считаю, но неповторимой — это точно!»
11 марта 2003 года новостные выпуски всех телеканалов сообщили: «На 95-м году жизни ушла из жизни выдающаяся советская киноактриса Марина Ладынина».
Она умерла накануне вечером от сердечного приступа. Проститься с ней в Дом кино пришли немногие — ей выпала участь пережить почти всех своих сверстников.