3.2.1. Программа создания Божественной СИСТЕМЫ/ программа проникновения в Божественную СИСТЕМУ

Новая система Малевича строится на трёх положениях, определяющих суть мироздания. Это законы мира, созданного Богом. Для человека они становятся данностью, которую необходимо учитывать.

1) первопричиной всего Малевич считает «возбуждение»:

Началом и причиною <жизни> считаю возбуждение, проявляющееся во всевозможных формах — как чистое, неосознанное, необъяснимое, никем никогда не доказанное, что действительно оно существует, без числа, точности, времени, пространства, абсолютного и относительного состояния. (105, с. 236)

«Возбуждение» — противоречивая категория. С одной стороны, это признак жизни, основа ритма, «первого закона» материи, то есть — это потенциальное действие, движение. С другой — возбуждение, лишённое любых материальных проявлений предстаёт как «абсолютный покой» и «ничто». Возможно, возбуждение — это особое состояние, потенциал, протоплазма, из которой Бог конструирует и мир, и себя. Человечество, по мнению Малевича, должно использовать потенциал возбуждения для строительства собственных «совершенств» и в итоге пересоздать мир таким образом, чтобы он вернулся в состояние абсолютного возбуждения: «Поверхность Земли должна покрыться площадью вечного возбуждения как ритм вселенной бесконечности динамического молчания». (107, с. 211) В супрематической формуле Малевича соединяются движение и покой, то самое «что — ничто».

2) Малевич утверждает, что помимо земной существует другая система, к которой стремится человек:

Совершенство системы означается тем, что всякая единица, получая свободное движение, не испытывая давление, всё-таки не может выйти за пределы системы. Такую систему называю родовой <...> грехопадение системы постигло только земной рай, но не всю Вселенную <...> вселенная безгрешна в системе. Она, родовая система, не знает ни запретов, ни пределов, ни границ, ни законов. (105, с. 246)

Существование совершенной системы перед глазами человека даёт образец для целенаправленного действенного творчества и позволяет «быстро» достигнуть абсолютное состояние.

3) В теоретических трудах Малевич пишет о единственном пути создания новой системы, либо постижения Божественной — пути Творчества. Причём, как обычно, понятие у Малевича включает множество трактовок. Творчество — это и абстрактная «мировая сила», выражающая себя через человека («искусство творит, не спрашивает, нравится или нет, как не спрашивало вас, когда создавало звёзды» (126, с. 84)), и единый для всего живого «вселенский закон природы», и смысл существования («творить значит жить, вечно создавать новое и новое» (119, с. 35)), и, наконец, «творчество есть жизнь» (126, с. 105).

Малевич по-своему откликнулся на развитие науки и техники в XX веже. Новые открытия и изобретения становятся одним из «контекстов» его работы над созданием новой системы. Машины и механизмы входят в, казалось бы, чуждый мир творчества. Другим, не менее важным, становится полит-экономический контекст. Малевич рассматривает человека с учётом его социальных, экономических ролей. Он утверждает, что погружённость в мир вещественный (удовлетворение потребности в пище, жилье, одежде и т. д.) — есть своеобразное наказание Адама, отвлекающее человечество от эволюции, самопреображения, достижения Бога. Малевич вводит «закон экономии», по которому человек должен так устроить свою жизнь, чтобы тратить на удовлетворение своих потребностей как можно меньше времени. «Вся же нынешняя физическая действительность возложится на новые организации самопроизводящих в вечном, как это достигнуто в природе. Освобождение человека от физического труда<...> в этом её сущность». (105, с. 244) Малевич с восторгом пишет об аэропланах и автомобилях, сравнивая их с живыми существами (аэроплан с птицей, поезд — со змеей), иногда аналогия эта по-детски наивна: «Если всякое <живое> творение Бога в мире питается, то и всякая новая машина тоже требует питание». (105, с. 254) Научный, технический труд художник приравнивает к творчеству: «Наше время обогащается творчеством техники <...> Техник — истинный деятель нашего времени». (126, с. 85) Мир, создаваемый человечеством, повторяет природу, систему сотворенную Богом: «всё человеческое производство строится на тех же основаниях, что и мир Божий». (105, с. 254) Взаимоотношения человека с природой строятся на разных идеологических обоснованиях, соответствующих материалистическому и идеалистическому миропостроению.

В соответствии с первым — человек берётся переделать бытие. «Вооружившись напильником, он хочет распилить природу и дать ей новый смысл, хочет превратить её в предметное осмысленное состояние, хочет сделать её умной». (105, с. 239) «Сделать природу умной» означает, по сути, пересоздание её по образу и подобию человеческому, ведь у Малевича мыслить не может даже Бог, только человек.

В идеалистическом понимании отношения человек/ природа мир физический — лишь питательная среда для развития людей. Человек не берётся переделывать божий мир, а параллельно строит собственный.

В итоге преобразования человека носят двойственный характер. Освобождение от труда позволяет заняться собственной эволюцией, но, одновременно, устройство нового мира — есть создание системы, также способствующей эволюции. В свете такой социально-философской направленности Малевич переосмысляет даже собственное творчество, вернее, «обрезает» его под рамку теории: так «чёрный квадрат» наряду с «иконой», символом супрематизма и УНОВИСа объявляется «знаком экономии» (128, с. 80), переосмысляются творческие каноны («если раньше искусство опиралось на красоту художества, то сегодня нам нужно стать на чисто творческий путь экономического движения» (111, с. 213)).

В итоге вся работа по внедрению в мир человека механических помощников призвана создать, по выражению Малевича, «культурный парник» (111, с. 223), в котором родится новое человеческое Совершенство.

Развитию человека в новой мировой системе Малевич уделяет особое внимание. Здесь его волнуют две идеи: собирание человечества в единое целое и выход в космос.

Необходимость создания единого человеческого организма Малевич выводит из своего представления о единстве множества. Например, он описывает его в природе: «Природа скрыта в бесконечности и многогранности <...> Чудо природы в том, что в маленьком зерне она вся, и между тем это всё не объять...» (105, с. 240) Представление о единстве множества является концептуальным понятием в теории Малевича, а также характеристикой мышления автора. Через призму понятия художник рассматривает Бога, природу, Человечество, Супрематизм.

В определении некоторых характеристик понятия Малевич, как всегда, противоречив, он предлагает несколько, порой взаимоисключающих вариантов сразу. Так в пределах одной работы (111) художник сначала пишет о соединении человечества с природой: «Мы хотим выстроить себя по новому образу и системе, хотим построить так, чтобы вся стихия природы соединилась с человеком и образовала единый всесильный лик». (111, с. 210) Главным аргументом этого становится онтологическое единство людей и человека с природой: «...сама личность не что иное, как осколок слитного существа, и все осколки со всеми особенностями должны слиться в единый, ибо произошли от единого». (111, с. 210) Разумеется, речь здесь идет о Боге. В то же время автор восторженно восклицает: «Мы входим в новый рай, чтобы создать новый образ свой, сбросив личину подобия старого божества. Мы же построим не по подобию своему, а по совершенству, отделяющему наше подобие». (111, с. 213) Здесь уже ни о каком Боге речи не идет, впрочем, как и о слиянии с природой, ведь новая система называется «мировой машиной».

Объединение человечества стоится ещё и на основании закона экономии: «Экономия — пятая мера современности <...> ключ к единству <...> Через неё существо личности вводится в смысл общности единства, становясь рукоятью системы общего действа». (114, с. 223) С одной стороны, это многократное увеличение силы («Единство всего человечества необходимо, ибо нужен новый единый человек действа» (131, с. 210)), с другой — «жесткость конструкции» системы возрастает, если она состоит из единообразных элементов. Новая идеальная система жизнеустройства Малевича сильно напоминает коммунизм. Человек здесь максимально освобождён от труда. Напомним, что «труд» для Малевича ассоциируется с наказанием, а «совершенством человеческой жизни» автор называет лень. В искусстве и науке, по мнению Малевича, труда нет. Это всё относится к свободному творчеству, которое становится смыслом новой государственной машины:

...если бы Искусство получило власть в управлении людом, в устроительстве для них харчевых корыт, тарелок и консервных, платяных фабрик, то оно бы рассчитывало это производство по самой экономической затрате харчевого времени, харчевой идеологии. (102, с. 312)

С позиций нашего времени легко выделить все слабые стороны коммунистической утопии, но во времена Малевича в нее свято верили. Унификация всех сторон жизни представлялась не как всеобщее усреднение и уравнивание, но как возвышение, развитие лучших качеств. Малевич пишет о прекращении войн, наивно называет идеологию пролетариата «внеклассовой». Он мечтает о времени, когда «все будут творить» (111, с. 217), когда не нужны будут права для отдельной личности. Люди соединяются в единый мыслящий, творящий организм. Откровение, обретённое одним, сразу становится фактом сознания всего человечества. Здесь можно провести аналогию с коллективным разумом (философия), коллективным сознанием (психология), новой формой существования биологического вида (сюжет, часто эксплуатируемый фантастической литерой и кино). В итоге общее сознание не только обогатит каждого человека, но сможет преодолеть эгоизм, личность растворится в едином Всечеловеке. На уровне социума выражается идея единства множества. Малевич стремится максимально полно отразить новый миропорядок в своей деятельности. Приведём пример описания города будущего: «Коммунистический город возникает не из хаоса личных сооружений, а возникает по общему плану, форма каждого дома будет происходить от общего, но не возникает по прихоти отдельной личности». (111, с. 216) Любой вид деятельности должен подчиняться единому плану: «Всякая созданная форма духовного мира должна строиться в общем едином плане. Нет особых прав и свобод для искусства, религии гражданской жизни». (111, с. 216)

Другим важным положением в теории художника, на которое исследователи обращают внимание, становится идея выхода за пределы Земли. По нашему мнению это лишь один из примеров более общей, опять же концептуальной мысли Малевича о преодолении материи, о выходе за её пределы.

В таком, более широком, ракурсе оправдано утверждение Е.Ф. Ковтуна о том, что «и лучизм Ларионова, и абстрактное искусство Кандинского, и супрематизм Малевича, и аналитический метод Филонова, при всём их различии, были системами, в основе которых лежит принцип преодоления тяготения» (85, с. п. 3)

Малевич сам отмечает, что преодоление тяготения — не просто выход в космос, но, ввиду возникающей иногда невозможности вербально выразить свою мысль, художник останавливается на космической тематике. Тем более, что традиции биокосмизма в России уже существовали.

Художники остро ощущают, что произведение искусств — это самостоятельный мир со своими закономерностями, сущность которых духовно-нравственная. Этот автономный мир, <...> организованный как вселенная, он соотнесён с нею, а не с Землёй и её частными законами <...> Истоки этих взглядов восходят к философской системе Н. Фёдорова. В одной из статей он писал: «Пока Земля считалась центром, мы могли быть спокойными зрителями, принимая кажущееся за действительное, истинное, но как только исчезло это убеждение, центральное положение мыслящего существа стало целью, проектом». Одну из главных задач этого «проекта» Фёдоров видел в выходе человечества в мировое пространство и организации в космическом масштабе систем, противостоящих «силам падения». Космическое пространство, планетные и звёздные миры он мыслит как сферу организующей деятельности человека, создающего новую «архитектуру небес». (85, с. 59)

Человек у Малевича изначально частица Космоса. Выход за пределы Земли — это возвращение к первоначальной гармонии: «он <человек> как частица абсолютной мысли, вышедшая из общей орбиты движения абсолюта, стремится теперь включить себя в орбиту. Может быть, поэтому в земле собирает своё тело, чтобы бросить его в бесконечность. Сначала он освободил свои ноги, потом поднял их, и это было первым отрывом от земли, и так постепенно, через быстроту колёс к крыльям аэропланов, всё дальше и дальше к границе атмосферы, и потом дальше к своим новым орбитам, соединяясь с кольцами движений к абсолюту». (105, с. 244)

Малевич пытается просчитать последствия выхода за пределы земного тяготения. Это не просто погружение в абсолют, но в новую систему, обладающую своими принципами и законами. Новый мир художник, а по совместительству и «председатель пространства» (123, с. 182), называет «супрематическим» или «беспредметным». Существенной корректировке подвергаются «земные» измерения. Особым значением наполняется скорость — «наша сущность» (111, с. 220), благодаря ей «наше сознание вышло уже из подсознания». (там же) И, наконец, самое главное: «...мы становимся чуткими к восприятию нового построения, выражающего силу динамизма <...> Когда наше сознание постигнет величину скорости движения, постольку оно явит новые формы». (там же) Не являются ли эти слова художника переосмыслением теории относительности? Культ скорости, стремление к её увеличению, возможно, говорит о желании перейти границу скорости света, порога, за которым, по мнению физики, изменяются все основные характеристики материи и времени, а, по мнению Малевича — находится абсолют, к которому стремится человек. Отсюда и «нестыковка» физических параметров: материальное исчезает в нематериальном и наоборот. Обретение нового пространства позволит человечеству применять новые технологии. Например, «всетворчество» (как сотворение всего из всего): «...освобождение от физической действительности в новый акт действия. Мысль будет средством перевоплощений». (105, с. 244) По сути, Малевич говорит о полноценном превращении Всечеловека в Бога, с его творящей мыслью «Да будет». Д.В. Сарабьянов полагает, что в творчестве, в частности в «Чёрном квадрате», Малевич разрабатывает новую художественную технологию: «Малевич своей программной картиной делал вывод из всего плодотворного периода символического мышления в европейской культуре, переходя от символа к формуле, знаку, (курсив мой — М.Ч.) приобретающему самобытие». (163, с. 71)

В таком контексте на супрематизм возлагается наиважнейшая роль стать не просто религией, божественной творческой технологией, наукой, объясняющей миропостроение, но тем, что, вмещая в себя всё это, всегда останется шире, новым Бытием. Исследователи творчества Малевича по-разному определяют сущность супрематизма: «модель структуры мира» (88, с. 10), «мировоззрение» (97, с. 22) и т. д.

Малевич пробует все возможные формы воплощения Супрематизма в материю мира и сознание людей. Были теоретические, и агитационные сочинения, и объявление УНОВИСа новой партией искусства, и организация грандиозных супрематических действ (например, во время празднования юбилея Комитета по борьбе с безработицей в 1919 году в Витебске), и украшение супрематическими рисунками домов, трамваев, улиц города, посуды и тканей, и новая архитектура, и работа по организации музеев, исследовательского института искусства, преподавательская деятельность. Всё это имело целью одно: утверждение Супрематизма, как мы уже отмечали, нового Бытия. Супрематизм для Малевича — единственный путь, верно отражающий сущность всего окружающего. Всё реальное, по мнению художника, на самом деле иллюзия человеческого сознания, «факт суждения» (13, с. 221). Он объясняет это на примере разложения материи: «...под напором исследующего орудия <вещь> распадается на множество составных вещей, <которые>... распадаются опять на множество вещей... и так без конца». (105, с. 241) В результате таких рассуждений автор делает вывод о том, что «исследованию подлежит несуществующее». (там же) «Факту суждения» Малевич противопоставляет «факт вне суждения», то есть беспредметное явление.

В итоге беспредметным объявляется красота, искусство. Бог и мир. Художник отмечает что «для человека ничего не существует, кроме того, что создалось в его воображении; в воображении его создалась Земля, Солнца, горшки, пшеница и т. д.» (110, с. 293)

Казимир Малевич, используя искусство как активную преобразующую силу, надеется изменить бытие, перевести его в супрематическую форму, которая представляется гармоничным ликом нового Бога. Соответствие теории реалиям своего времени мало интересует Малевича, впрочем, как и большую часть остальных деятелей авангарда. Приоритет номинации идеи над качеством её воплощения — одна из характерных черт авангардистского сознания. Логика мысли такова: чем стройнее и масштабнее теория, тем она вернее.