В доме на Пушкинской

Елена Владимировна жила в доме № 7 по Пушкинской улице. Неприметный с виду, задвинутый в глубь двора дом этот знаменит во многих отношениях. Начать с того, что он построен по проекту архитектора Баженова — чуть ли не единственное гражданское здание в Москве, связанное с его именем. Здесь, до того как поселиться в Хамовниках, жил и работал Лев Толстой. Елена Владимировна сказала, что именно в той комнате, где мы сидим, в начале 1866 года Лев Николаевич читал главы из «Войны и мира», а внизу, в полуподвале, находился игорный зал, в котором Пушкин будто бы проиграл в карты одну из глав «Евгения Онегина». Посещал это заведение и Некрасов, приезжая в Москву из Петербурга. И кажется, здесь же начался скандал во время карточной игры, после чего композитора Алябьева посадили в тюрьму, а затем сослали в Тобольск. Сейчас дом заселен многочисленными жильцами коммунальных квартир, в основном лимитчиками. Часто бывая здесь, я был свидетелем спекулятивных сделок, пьяных дебошей, даже драк. Одним словом, шум продолжается, но совсем на другой основе...

Объясняя свое родство со Старцевыми, Е.В. Петрова-Кремнева сказала, что ее дядя Сергей Иванович Токмаков был женат на дочери Старцева Елизавете Алексеевне.

— А Иван Федорович Токмаков вам не родственник?

— Это мой дедушка, — ответила Елена Владимировна.

Было отчего взволноваться, когда я услышал это, ведь он — один из ближайших друзей и компаньонов Старцева.

Елена Владимировна показала на большой фотопортрет, на котором изображен пожилой узколицый человек с раскосыми глазами. Я спросил, почему у него такая внешность, и услышал, что его мать Мария Алексеевна — урожденная Кандинская, а Кандинские были восточных кровей.

— Жена Лушникова Клавдия Христофоровна — тоже Кандинская, — говорю я, — выходит, вы родственники Лушниковым?

— О них не слышала. Но я знала Марию Христофоровну Земляницыну и ее сестру Нину Христофоровну. Они из Кандинских, и, видимо, Клавдия Христофоровна — их сестра. А Мария Христофоровна училась в Смольном институте с Надеждой Константиновной Крупской...

— Вот это поворот! А почему ваш дедушка оказался в России, ведь он жил в Китае?

— Заболел туберкулезом, и врачи посоветовали вернуться на родину. Однако в Забайкалье он не поехал. Решил обосноваться в Крыму, в начале восьмидесятых годов построил в Мисхоре большую усадьбу, назвав ее Олеиз — по-гречески это что-то вроде оливковой рощи, — и перевез туда семью. Его старшая дочь, моя тетя Лена, но все в доме называли ее Нелли, вышла замуж за Сергея Николаевича Булгакова...

— Социолога?

— Да, за того самого, которого критиковал Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», зато другая дочь Токмакова, моя тетя Маша, вышла замуж за Водовозова, идейного соратника Владимира Ильича. Они были одногодки, познакомились еще в Самаре, где вместе выступали против народников. К сожалению, Николай Васильевич умер двадцати шести лет от роду, но успел написать много работ против народников и легальных марксистов, а главное, основал вместе с женой первое марксистское издательство в России...

— Слышал! Именно оно выпустило первые книги Ленина «Экономические этюды и статьи», «Развитие капитализма в России».

— Эти книги тетя Маша издала уже одна, после смерти мужа.

— Какие дети у Ивана Федоровича! Одна дочь замужем за Булгаковым, другая — за Водовозовым, а его сын, то есть ваш дядя, Сергей Иванович Токмаков, женился на внучке Николая Бестужева!

— Постойте, выходит, Бестужев — отец Старцева?

— Конечно! А вы знали Старцева?

— Нет, но у нас есть его фотографии, которые он дарил дедушке.

Тут я увидел одни из самых первых снимков Алексея Дмитриевича, сделанные, видимо, в Китае, а может, даже в Кяхте, то есть до 1861 года. Здесь он худощав, узколиц, более русский на вид.

— А вы слышали, — спрашиваю Елену Владимировну, — что вашего дедушку упоминал Михаил Бестужев в письме к своей дочери Леле?

— Что вы? Нет. И оно опубликовано?

Достаю первый выпуск иркутского издания «Сибирь и декабристы» и читаю письмо, написанное 29 января 1866 года из Селенгинска в Москву, где жили сестры и дочь М. Бестужева:

«Всем другим я твой поклон передал, и все тебе тоже кланяются, а в особенности твои взрослые подруги по Кяхтинской гимназии Грушенька Старцова и Варенька Теплова. Обе они выходят замуж, первая за богатого — купца Лосева, а вторая за Токмакова, которого ты хорошо знала в Кяхте.

Но свадьба их отложена до возвращения его из Тянзина, что, может быть, продолжится год или более».

— Боже мой! Варенька Теплова — это моя бабушка. Свадьба состоялась в 1867 году, выходит, была отложена на год, а их первенец — Лена, она же Нелли, родилась в Ханькоу 26 февраля 1868 года... Но дедушка уехал в Китай много раньше.

— И вместе с другими кяхтинцами помогал переправлять «Колокол» и «Полярную звезду».

— Мы ничего этого не знали...

— Старцев, Токмаков, Шевелев скрывали все, опасно было афишировать это.

— Вы и Шевелева знаете? — удивилась Елена Владимировна. — Так ведь его женой была Александра Дмитриевна Синицына, двоюродная сестра той самой Вареньки Тепловой, о которой писал Бестужев. Они росли вместе, а матери их — из рода Сабашниковых...

— Какие удивительные связи! — поразился я и, раскрыв родословную Сабашниковых, составленную мною, увидел, что сестры Сабашниковы Екатерина, Агния, Марфа вышли замуж соответственно за Дмитрия Синицына, Дмитрия Старцева, того, что вырастил детей Николая Бестужева и дал им свою фамилию, и за Николая Хрисанфовича Кандинского...

— А вообще-то не могу понять, почему дедушка и бабушка ничего не рассказали о знакомстве с Михаилом Бестужевым, о помощи Герцену, — вздохнула Елена Владимировна. — Допустим, раньше нельзя было, но потом-то, в конце жизни можно бы... Но вы знаете, столько знаменитостей бывало у нас в Крыму — и Горький жил, и Леонид Борисович Красин, его приглашал еще в девяностые годы Николай Васильевич Водовозов, с которым они познакомились и подружились на студенческих сходках в Петербурге, бывал Красин и позднее. У нас же скрывались агенты «Искры», потемкинцы...

— Выходит, традиции не прерывались — сначала были связаны с декабристами, потом с большевиками...

И действительно, на примере всего двух поколений семьи Токмаковых — Водовозовых наглядно прослеживались нити, связующие столь далекие по времени этапы русского освободительного движения. Испытав могучее духовное воздействие декабристов и Герцена, отец И.Ф. Токмаков помогал им чем мог, а его дочь М.И. Водовозова перешла к прямой пропаганде идей Ленина.