Поездка во Владивосток

Работая в газете, я не оставлял занятий спортом и через несколько лет оказался на первенстве Дальнего Востока по легкой атлетике. Солнечным днем Ил-14, поднявшись в Иркутском аэропорту, почти сразу оказался над Байкалом. Тень самолета скользила по легким облакам. Перелетая с одного на другое, она то и дело срывалась на ослепительную синеву славного моря, сверкающего мириадами солнечных бликов, потом вдруг снова стремительно взлетала под самые крылья самолета, окруженная радужным ореолом, вспыхивающим от влаги облаков и испарений Байкала. Позднее это удивительное зрелище то и дело вспоминалось мне. Как часто, радуясь находкам и четко видя цель, я верил, что вот-вот ухвачу суть дела, но вдруг, разом теряя все нити и обрывая их, падал с высоты радужных надежд.

Нашу команду поселили в гостинице «Челюскин». Говорили, будто она до революции принадлежала человеку, который проиграл ее в карты и застрелился. Легенда ничуть не тронула бы меня, если бы мне не сказали, что отец этого картежника якобы жил на острове Путятине, а фамилия его — Старцев. «Не сын ли Бестужева», — подумал я и решил съездить туда после соревнований.

Погода и настроение прекрасные. Небольшой теплоходик вышел из бухты Золотой Рог и направился в сторону Уссурийского залива. Многоярусные ряды домов на склонах гор полыхали окнами, отражающими лучи закатного солнца. Армада кораблей стояла на рейде. Особыми размерами и осанкой выделялся «Архип Куинджи», с борта которого доносился магнитофонный голос певицы:

Огни Владивостока.
Дорога далека...

Словно боясь нарушить очарование вечера, пассажиры теплохода стояли на палубе молча. До чего же прекрасен Владивосток на закате солнца! И насколько четко, ясно видны его дома, улицы, настолько туманно, загадочно для меня его прошлое. Город недавно отметил свое столетие, но в юбилейных статьях и брошюрах рассказывалось в основном о советском периоде. Лишь позже я узнал, как много сделали для Владивостока отцы и деды наших поэтов Новеллы Матвеевой и Вадима Шефнера. Узнал, что именно здесь родился Юл Бриннер, которого малолетним увезли в Америку, где он стал известным киноактером. Но как найти потомков Николая Бестужева? Где и кто они?

Один из пассажиров сказал, что о Старцевых может рассказать старейший житель острова Евсеев, который «все знает». Теплоход прибыл на Путятин поздно вечером. С пристани мне показали огни общежития рыбзавода, где можно переночевать, и я направился туда по еле видной во тьме тропинке. Тихо, тепло. Какие-то неясные шорохи в траве и кустах да шелест крыльев летучих мышей, которых, видимо, привлекла моя светлая куртка. Неприятно и даже жутковато идти незнакомой тропой в полном мраке.

Первое, что я увидел утром из окна своей комнаты, — море и горы на материке, залитые солнцем. Бой курантов и звуки гимна из репродуктора, но диктор вдруг говорит: «Спокойной ночи, товарищи!» До чего относительно все в мире: москвичи только ложатся спать, а тут уже семь утра — разгорается новый день.

Спускаясь по тропинке, которой вчера поднимался наверх, увидел, что ночью шел у самого обрыва старого карьера. Шаг в сторону — полетел бы вниз.

Александр Матвеевич Евсеев, старик лет семидесяти, встретил меня настороженно, неприветливо, не пустил даже во дворик, пришлось говорить через калитку. Дело в том, что один из журналистов назвал его за умение варить панты, лечить травами кудесником. Местные острословы переиначили слово в «колдуна», и с тех пор дед стал испытывать недоверие к тем, кто приходит к нему с пером и блокнотом. Однако мне удалось разговорить его. Когда он сказал, что Старцева звали Алексей Дмитриевич, я взволновался так, что Евсеев спросил, не потомок ли я Старцева.

— Нет, с чего вы взяли?

— Похожи на него, тот тоже был черноволосый, скуластый.

Новое подтверждение того, что это именно тот Старцев — сын Бестужева и бурятки, обрадовало еще больше, и я попросил рассказать все, что дед помнит.

— До Старцева остров был необитаемым, — говорил Евсеев, — он завел конный завод, оленеферму, племенной скот, построил фарфоровую фабрику, кирпичный завод. Глину добывали вон там. — Он показал на место, где я проходил ночью и утром. — Дочь вышла замуж за генерала Штаффахера, отец ей чайные плантации в Китае завещал. Сын Владимир, кутила, картежник, проигравшись в карты, застрелился, а младший сын Сергей продал остров и укатил в Петербург...

Позже выяснилось, что все сказанное о детях Старцева — либо выдумка, либо смещение в памяти. Звали их не так, было их пятеро, а не трое, ни один из сыновей не пил, не кончал самоубийством. Самого Старцева Евсеев вряд ли помнил, тот умер, когда Евсееву было три-четыре года.

Во Владивостоке я обратился к одному краеведу.

— Ничего хорошего о Старцеве сказать не могу, — заявил тот. — Купец, воротила. Остров подарил ему цесаревич Николай. Вот читайте.

Беру вырезку из газеты «Советская Россия». Собкор С. Костерин в статье «Остров сокровищ» писал, что в 1891 году, когда будущий царь Николай II возвращался из кругосветного путешествия, местные власти и богатеи устроили в его честь пышный прием. Захмелев от вина, речей, подарков, цесаревич будто бы решил одарить среди прочих и Старцева. Выражаю сомнение в достоверности фактов и говорю, что легенду о подарке цесаревича еще надо проверить.

— Не тратьте время, копнете глубже — найдете детей Старцева в правительстве Меркулова. Читали «Пароль не нужен»? Юлиан Семенов хорошо показал, как купцы сотрудничали с белыми и японцами...

Логика неотразимая: Меркуловы купцы, сотрудничали с белыми, Старцев — купец, значит, и он... И вообще, раз купец, значит плохой человек — самодур, предатель. Но мне вспомнились слова Горького, который, создав множество произведений о купцах, однако написал в 1932 году: «Литература наша пристально купцом не занималась. Для дворян-писателей купец — не герой, а для разночинцев — хозяин и враг. Островский, «обличая» московского купца, умилялся: свинья человек, а забавный!» Далее Горький говорил о том, как купцы помогали художникам, скульпторам. Однако «погружение в искусство, филантропию не всякого купца удовлетворяло: Савва Морозов, калужанин Горбунов, пермяк Мешков и многие другие искренне и не без риска для себя помогали революционерам».