Найдены правнуки Бестужева

После встреч с Е.В. Петровой-Кремневой набралось достаточно материала о внуках Николая Бестужева. Написал статью о них и разослал в несколько городов Сибири и Дальнего Востока в надежде на отклик потомков или людей, знающих их. Расчет оказался верным, и в апреле 1977 года мне позвонил незнакомый человек.

— Это вы пишете о Бестужевых? Я — внук Старцева.

Не верю ушам своим и почти кричу в трубку, где он сейчас?

— Живу во Владивостоке, а сейчас — в Москве, в гостинице «Академическая»...

Выскакиваю из редакции, ловлю такси на Волхонке, мчусь к высотному зданию в начале Ленинского проспекта. Как же медленно идет лифт!

Дверь открывает высокий, могучего сложения человек, в разрезе глаз и скулах — явно восточное. Глаза настороженные. Зовут Александр Александрович, работает заместителем начальника управления капитального строительства Дальневосточного научного центра. Спрашиваю про брата Дмитрия, отвечает, что тот — моряк.

Разговор как-то не клеится и чем-то напоминает допрос. Не потому ли ответы сдержанные, односложные: да, нет. Думаю, надо сменить обстановку, приглашаю домой, он отказывается. Тогда предлагаю поехать в Дом журналиста. Не без колебания он соглашается.

Уютное помещение в полуподвале было относительно свободно. Мой гость здесь впервые, с интересом рассматривает рисунки, автографы художников, когда-то бывавших тут — Кукрыниксов, Херлуфа Бидструпа, Бориса Ефимова. Никто не мешает беседе. И я узнал, что дальнейшая жизнь Старцевых сложилась совсем не так, как рассказывала Е.В. Петрова-Кремнева.

Получив телеграмму, Екатерина Степановна не осталась во Владивостоке, а тут же выехала в Каширу, чудом удалось увидеть мужа в окне тюрьмы. Потом ей сказали, что братья Старцевы осуждены на десять лет без права переписки и сосланы куда-то на Восток. Не зная, что означало это пресловутое «без права переписки», она надеялась на возвращение, мол, разберутся, поймут, что муж и его брат ни в чем не виноваты. Не имея образования и специальности, Екатерина Степановна стала работать санитаркой в больнице, ночами подрабатывала шитьем, а жили они по-прежнему в доме Комновых. В годы войны, когда Кашира оказалась в прифронтовой зоне, стало особенно трудно. В 1946 году, когда им дали понять, что братьев Старцевых давно нет в живых, Екатерина Степановна добилась разрешения выехать во Владивосток, где жили ее сестры.

— Приехали из Каширы в Москву, — рассказывал Александр Александрович, — мама послала меня к Будылиной, может, пустит переночевать. Дело было вечером, шел дождь. Стучу в дверь, она спрашивает, кто там? Я отвечаю: тетя Маня, это я, Шура. Какой Шура? А я вырос, голосом изменился, мне уж восемнадцать. Конечно, не узнала, думаю, и говорю: племянник ваш. Молчание в ответ. Я уж думал, ушла. Вдруг слышу: нет у меня племянников... Поехал на Павелецкий вокзал, говорю маме, как все было, она заплакала, потом махнула рукой, ладно, мол, бог ей судья. Перебрались на Ярославский, несколько дней жили там, пока доставали билеты.

Наконец поехали. Поезда в ту пору шли до Владивостока полмесяца, а деньги кончились. Легли мы с Митей на третью полку, думаем, доедем как-нибудь, не помрем. Но соседи заметили, что мы ничего не едим, свет не без добрых людей, стали угощать, мы отказывались, а потом, куда деваться, стали есть. Во Владивостоке остановились у маминой младшей сестры, но прописки не дают, а без нее на работу не берут...

— Из-за деда все?

— Нет, о нем и не знали. Из-за отца, дескать, репрессированный, а мы — дети врага народа. Кое-как прописали, и мы устроились на работу. Митя стал моряком, о загранплаваниях мечтал, но ходил только по Дальневосточным морям и Ледовитому океану. А я на стройку пошел, потом отслужил в армии, женился, вечернюю школу окончил. Ох и трудно было — математика, физика, о литературе и говорить нечего — почти ничего не читал, зато Дмитрий — тот чтец! Столько прочел, столько помнит! Но в институт не пошел. А я и туда осмелился, окончил заочно Дальневосточный политехнический, стал инженером-строителем, в партию вступил, работа хорошая, семья — две дочери, сын. Живем, не тужим. И вдруг — эта статья в газете. Прочли и не знаем, горевать или радоваться. Мы ведь скрывали, что наш дед — тот самый, с Путятина.

— Но он ведь столько сделал для края!

— Это вы так говорите, а посмотрите, что пишут у нас, — он достал вырезку из краевой газеты «Красное знамя», в которой корреспондент В. Шкрабов писал со слов все того же путятинского старика Евсеева:

«Старцев нещадно эксплуатировал природные богатства и прибрежное население Приморья... Умер старый Старцев, завещав единственной дочери чайные плантации в Китае. Старший сын Владимир получил доходные дома во Владивостоке и вскоре, проиграв их в карты, застрелился. Младший Сергей не стал обременять себя заботами об острове, продал его и укатил в столицу».

— Что ни слово — то ложь! — возмущаюсь я. — Детей было не трое, а пятеро, и имена не те. Да как же можно ссылаться на Евсеева, не пытаясь хоть чуть проверить его слова?

— Теперь видите, каково нам...

— Ну ничего, я напишу туда и в «Правду».

— А опубликуют?

— Почти уверен, ведь речь о сыне декабриста! И вообще, это сенсация — найдены потомки Николая Бестужева!

— А вот о том, что наш дед — его сын, мы не знали.

— Как?! — поразился я. — Почему?

— Мама у нас простая, отец ничего не говорил ей об этом, а мы с Митей были маленькие. И только сейчас узнали.

Тогда я принялся рассказывать, как говорится, все сначала.

— Смотрите, какая у вас родословная, — показываю ему схему древа Бестужевых, — самый ранний из всех Гавриил Бесстуж. Одного из его сыновей звали Рюмой, от него пошли Бестужевы-Рюмины.

— Выходит тот, кого повесили в числе пятерых декабристов, тоже родственник?

— Именно так, хотя и дальний. А ваша линия идет от Матвея Бестужева, которого царь Иван Третий отправил послом в Золотую Орду. Один из его потомков, Афанасий Васильевич Бестужев, получил вотчину в земле Новгородской. У декабристов Бестужевых была усадьба в Сольцах на Волхове...

— Осталось ли там что-нибудь?

— Нет, лишь останки церкви на берегу напротив нынешнего города Кириши Ленинградской области, когда-то это место относилось к Новгородской губернии... Осип и Илларион Бестужевы погибли в Казанском походе. Их брата Андрея, жившего в Суздале, Иван Грозный жаловал поместьем в Подмосковье в 1560 году. Перейдем к прямому вашему предку Александру Федосеевичу Бестужеву, отцу братьев-декабристов. При Екатерине Второй он участвовал в войне со шведами и был тяжело ранен в морском бою. Посчитав мертвым, его хотели по обычаю опустить в море, но нижние чины из любви к нему попросили схоронить на суше. А пока шли к берегу, выяснилось, что он еще жив... Доставили в Ревель, так раньше назывался Таллинн. Его выхаживала пятнадцатилетняя девушка Паня. Потом она стала его женой. Их первенец, ваш прадед, и стал причиной брака...

— Все ясно, — вдруг догадался он, — я тоже так родился, мама моя ведь служила у Старцевых.

— И ваш прадед Николай Александрович тоже женился на служанке-бурятке, — говорю я и чувствую, что Александр Александрович ничего не знал ни об этом, ни о многом другом. Однако винить его в чем-то просто нелепо, ведь какая судьба выпала на его долю: не жизнь, а сплошная борьба за выживание. И надо благодарить Екатерину Степановну за то, что она сумела вырастить своих сыновей...

Потом я рассказал Александру Александровичу о Василии Сафроновиче Бестужеве, который служил в Забайкалье за тридцать лет до того, как туда сослали его племянников декабристов Николая и Михаила Бестужевых. После окончания службы Василию Сафроновичу пришлось из-за нужды отправиться на родину в Москву пешком.

— Теперь я вижу, вы много раскопали, — сказал Александр Александрович.

— Главное, восстановлена основная ветвь древа Бестужевых!

— А есть и другие?

— В Москве живет правнучка Василия Сафроновича, того самого, что пешком пришел из Сибири. Обязательно познакомлю вас.

— Захочет ли она?

— Еще бы! С тех пор как она узнала от Будылиной о том, что у Николая Бестужева были дети, она только и ждет дня, когда найдутся его потомки, а вы ведь правнук декабриста.

— Никак не привыкну к этому, — смутился он. — Кем же она мне приходится?

— Ее прадед — родной брат деда декабристов Федосея. Считая от них, вы в шестом колене, а Вера Константиновна в пятом, значит, она вам тетя. Родилась и выросла в Брянске, потом уехала в Москву, вышла замуж за командира Красной Армии Михаила Митрофановича Алексеева, который сражался в дивизиях Азина, Чапаева, освобождал Екатеринбург, Урал, служил в Китае, встречался там с Мао Цзедуном, Чан Кайши, и она их видела. Лично знал Блюхера, Тухачевского, Алксниса, Рокоссовского. Их сын Борис Алексеев тоже пошел по военной стезе, участвовал в Великой Отечественной. Да и все в их роду — военные, но обо всем вы узнаете от нее сами...