Из материалов по этнографии сысольских и вычегодских зырян. Национальные божества (по современным верованиям)

Предметом настоящего очерка я избрал национальные божества сысольских и вычегодских зырян. Выделяя эту часть из общего исследования верований, я имел в виду, насколько возможно, восстановить следы языческого периода, поскольку они проявляются в хаосе современных религиозных представлений, образовавшихся под сильным влиянием христианства. Таким образом, я оставлю в стороне и, так сказать, озырянившиеся представления, т.е. представления русские, которым зырянская фантазия придала лишь некоторые своеобразные оттенки. Исключения придется сделать лишь для культа домового, так как он слишком тесно связан с верованием в орта.

Всякий, кому доводилось познакомиться с литературой о зырянах, естественно, должен был поразиться многими неточностями и зачастую непримиримыми противоречиями. Источником этих недостатков является то, что некоторые исследователи, не определяя точно описываемой местности, говорят о зырянах вообще. Между тем такие обобщения немыслимы ввиду выраженного различия между всеми частями зырянского народа. Существующие названия: "сысольские", "вычегодские", "пеморские", "удорские" зыряне — определяют не только местность, но и различие быта, верований, обычаев. Поэтому я особенно резко подчеркиваю, что, говоря в данном очерке о зырянах, я буду иметь в виду исключительно сысольских и вычегодских зырян, живущих по всей Сысоле и Вычегде, т.е. занимающих всю юго-западную часть Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии. — Перехожу теперь к самому очерку.

Уже неоднократно говорилось в литературе о зырянах об утрате почти всяких воспоминаний из их прошлой жизни. Действительно, зыряне найдут, может быть, очень немногих соперников в искусстве не сохранять никаких связей с прошлым. Это тем более странно, что, по крайней мере, теперь они высказывают зачастую живой интерес к рассказам о давно минувших временах.

Жадно слушая такие рассказы, они, при возможности, отыскивают удовлетворение своему интересу даже в книгах. Такое удивительное противоречие можно объяснить разве только тем быстрым поворотом в религии, который произошел у них со времен св. Стефана, и той отчаянной энергией в уничтожении языческих верований, описание которой мы находим в Епифановой биографии св. Стефана. Всякая связь с прошлым была порвана сильной рукой проповедника, предки-язычники получили оскорбительное название "поганых", самое слово "язычник" стало презрительным. Зыряне теперь не признают никакого родства с чудью. Среди них ходят известные в литературе рассказы о крещении св. Стефана чуди, о ее бегстве, зарывании себя и имущества в ямы, носящие и теперь название "чудских". И старики указывают эти ямы, но говорят, что их разрывать нельзя, так как они нечистые, в доказательство чего приводят пустынную неплодородную местность близ станции Чукаыб по Вятскому земскому тракту, где были некогда могилы чуди. Зыряне помнят только, что они не последовали примеру чуди и крестились и с тех пор живут "по христианскому обряду". Я встретил всего одного грамотного старика, утверждавшего, что зыряне и чудь — одно и то же. Живут они здесь, по его словам, искони, всегда назывались коми (т.е. зыряне), но русские, не понимавшие их языка, назвали их чудью: от "чудной" — "непонятный". Несколько раз, впрочем, приходилось мне слышать, что чудь была вовсе не дикий народ, а уже оседлый, земледельческий. Доказывая его высокую культуру и богатство, эти зыряне ссылались на тот совершенно ни на чем не основанный факт, что чудинцы обрабатывали свои поля серебряными орудиями. Но такие рассказы все же крайне редки.

Такая полная по общему правилу отчужденность от языческих времен и служит главной причиной того, что зыряне забыли свою прошлую религию.

Подробно описанная Герберштейном Золотая Баба, на существовании которой настаивают как древние, так и новейшие писатели и против которой косвенно восстает лишь г. Лыткин в своей последней книге о Зырянском крае^I, совершенно не известна зырянам. Память о ней утрачена навсегда. Войпель, вызвавший ряд предположений и часто ни на чем не основанных толкований^II, также забыт. Услышав имена этих божеств, зырянин задумчиво качает головой и говорит: "не знаю, никогда не слыхал"... Имя Емалы, по мнению г. Арсеньева, "чисто зырянское"^III, вызывает у зырян тоже недоумение: о нем никогда не слыхали. Даже пословица "ема баба кодь лек" (зла, как ема), приводимая этим писателем в подтверждение зырянского происхождения слова Емала, переводится зырянами с трудом, причем слово ема некоторые переводить отказываются, говоря, что оно ничего не значит, некоторые же передают его словом злой^IV, так что пословица принимает такой смысл: зол или зла, как злая баба.

Мне удалось найти всего несколько весьма слабо обозначающихся следов древней языческой религии зырян.

Первый из этих следов сквозит в пословице, распространенной среди женщин: "чурки буди эн вомзясь", что по-русски значит "не испортись". И один старик объяснил, что чурка (имеющее теперь измененный смысл и означающее незаконнорожденного ребенка) происходит от имени Чурила, древнего бога чуди. Уверяя, что он слышал это в детстве от стариков, он сообщил еще, что чудь поклонялась коровам, кошкам и другим домашним животным. Кроме этого старика, больше никто и никогда не говорил ничего подобного.

Обоготворение светил совершенно не известно зырянам. Есть, впрочем, один обычай, в котором можно видеть намек на культ солнца. Воображая себе теперь солнце и луну ходящими по небу, а звезды приколоченными к нему, зыряне сохранили почти бессознательную веру в способность солнца видеть и влиять на явления природы. До Ильина дня лед носят непременно закрытым, "чтобы солнце не видело", говорят зыряне, "иначе оно пошлет град". В ответ на сомнение в способности солнца видеть многие говорят, что так слышали от отцов и дедов, стало быть, солнце видит. Когда я предлагал понести лед не закрытым, некоторые говорили: "может быть, ничего не будет... а вдруг солнце рассердится!" Вера в то, что солнце видит, может сердиться, посылать град, т.е. мстить, в некоторых более глухих местностях живет еще упорно.

Почитание огня выражается в общеизвестных и весьма распространенных формах: в огонь нельзя плевать; нечистую посуду бросают в огонь для очищения; огонь нельзя затаптывать ногами, а надо заливать водой. Последнее, впрочем, поверье потерпело крайне странную метаморфозу: в некоторых местностях говорят, что огонь надо непременно затаптывать ногами. Такая противоположность в обычае свидетельствует о полной утрате верования, его вызвавшего.

Явления природы зачастую понимаются и теперь как одушевленные существа. Ставшие теперь шутливыми^V, разговоры с ветром все же иногда и до сих пор носят характер серьезной веры в способность ветра слышать, понимать и исполнять просьбы. Так, старухи просят совершенно серьезно ветер, чтобы он подул. Если после усиленных просьб ветер все же не дует, старуха говорит: "рассердился"...

Все эти отрывочные данные и почти сгладившиеся следы дают право лишь констатировать факт обоготворения, отнимая всякую возможность восстановить подробности культа.

Почти ту же судьбу претерпел и культ предков, приуроченный некоторыми писателями к орту^VI. Но едва ли основательно такое приручение. Верование в орта, несомненно, чисто зырянское и, кроме того, местное. Встречаясь на Сысоле и Вычегде, оно не было замечено исследователями других местностей^VII. Его нет ни у русских, ни у близких к зырянам пермяков и вотяков. Г. Куратов^VIII переводит слово орт русским "дух". То же делает и г. Лыткин в своем только что вышедшем словаре^IX. Может быть, теперь "дух", "душа" по-зырянски — действительно орт, но отсюда никак нельзя делать заключение, что существо (субстанция) орта есть дух. Зыряне имеют даже теперь весьма смутное представление о духе, и это смутное представление есть, несомненно, плод обрусения и христианства. Все их лешие, водяные и т.д. всегда имеют телесную форму. Все эти существа можно видеть и нанести им физическую боль. Представления даже и о человеческой душе чрезвычайно смутны, а зачастую их и вовсе не встретишь. В этом отношении многие совершенно дикие народы опередили зырян. Известно, что, например, Билы (черные племена Индии) делят сваренный для покойника рис на две части, причем одну часть оставляют у его могилы, а другую кладут "на порог его последнего жилища, как пищу для духа"^X. Зыряне же, веря в способность покойников (в особенности колдунов) ходить, представляют себе их во время этих странствований именно в том виде, какой они имели при жизни. Они связывают своих умерших колдунов, чтобы те не беспокоили близких своими посещениями, причем они нисколько не останавливаются над мыслью, что душа не может быть связана. По рассказам, прежде был обычай делать отверстие в могиле над ртом умершего и вливать туда питье, но рассказов, свидетельствующих о заботах о душе, не встречается совершенно. Что касается собственно орта, то сами выражения "он худ, как орт", "чистый орт" как нельзя лучше указывают на то, что орт есть нечто материальное. Данный каждому человеку при рождении (в некоторых же местностях говорят, что орт бывает лишь у близких уже к смерти людей), орт перед смертью этого человека является его родным всегда ночью, принимая образ именно этого близкого к смерти человека. Местами же верят, что орт является не родным его, а ему самому, причем щиплет его до синяков, — новое доказательство его материальности. Такие появления бывали за три года до смерти. По смерти же человека, добавляют в этих местностях, уходит с ним и орт его, но куда — неизвестно. По более распространенному верованию, орт является в образе покойника и после смерти человека еще 40 дней, а затем пропадает. Эти-то появления и после смерти могли бы дать право видеть в орте поклонение предкам, но зыряне отличают посещения орта от посещений самого покойника. Это отличие рельефно выступает в обычае вывешивать на все 40 дней полотенце, чтобы орт и покойник утирались им по утрам: орт замечает это полотенце, а покойник нет. Наконец, против смешения орта с покойником громко и резко говорят пророческие явления орта человеку, о которых я сказал выше.

На вопросы, откуда явился орт, что он такое, куда девается после смерти человека, зыряне отвечают, что этого знать нельзя. Во всяком случае, едва ли можно сомневаться, что орт не дух и уж ни в каком случае не дух предков.

Между тем зыряне почитали своих умерших предков. До сих пор сохранилось название их: их звали "ельниками"^XI. Отсюда возникло и самое предположение, что Стефан срубил не березу, а ель, бывшую местом нахождения многих божеств. Известно также, что в некоторых местностях почитался не только самый очаг, но даже часть дома, прилежащая к нему, считалась неприкосновенною^XII.

Наведенные на мысль о чрезвычайно часто встречающемся у разных народов приурочивания культа предков к очагу, мы должны искать его и у зырян прежде всего в существах, близко связанных с очагом и домом. Таким существом является домовой.

Я не буду говорить здесь о тех его свойствах, которые так известны каждому и которые перенесены и к зырянам. Приведу лишь те две особенности его, которые созданы самими зырянами.

Во-первых, встречаясь в старых домах чаще, нежели в новых, домовой никогда не переселяется в эти последние до постройки печи. Эта-то связь с очагом, о которой я только что говорил выше, и дает право видеть скорее всего именно в нем культ предков.

Во-вторых, всякое переселение из старого дома в новый никогда не обходится даром: оно требует жертвы. Зыряне радуются, если домовой в этом случае "навалится", как они выражаются, на скот, так как зачастую при переселениях мрут и люди. Это верование поддерживается тем, что действительно в силу каких-то причин переселения редко обходятся без смерти. Это наводит такой страх, что многие новые дома даже в Усть-Сысольске так и остаются необитаемыми. Во всяком случае, это верование есть один из немногих остатков жертвы. В данном случае она всего легче объяснима как жертва предкам за переселение, за беспокойство, причиненное им.

Добавлю еще третью характерную подробность в веровании в домового: домовых нет совсем даже в жилых помещениях, раз в них нет печи. Такими жилыми помещениями являются "колы", или лесные домики, построенные для первого набредшего на них охотника. Охотники живут в колах по несколько дней, но домового в них нет. Здесь, кроме связи с очагом, открывается еще связь с семьей, постоянно живущей в известном помещении и, стало быть, теряющей в нем своих членов. Следует заметить, что домовой считается существом добрым, покровителем семьи.

Теперь остается еще упомянуть о двух существах, представляющихся крайне сомнительными в смысле их национальности. Это — лешак-морт и полознича. Хотя некоторые зыряне и уверяют, что лешак-морт был прежде (когда — неизвестно) злым богом, но кроме неопределенного "так слышали" ничего в доказательство сказанного привести не могут. Теперь имя лешака-мор-та приурочивается к человеку очень храброму, неустрашимому, но еще недавно "лешак-морт" было бранным словом. Может быть, христианское влияние и превратило имя бывшего бога в оскорбительное прозвище, как это бывает при перемене религий, но все это только предположения. "Морт" значит "человек"; "лешак", очевидно — производное "лес", "леший".

Несколько более обосновано зырянское происхождение полозничи. Это была богиня, жившая во ржи и охранявшая ее. Прежде вера в нее была так могущественна, что ни один зырянин ни за что не коснулся бы ржи до Ильина дня, опасаясь какого-то страшного наказания. Теперь вера эта утрачена. Полозничи боятся только дети, о чем старики немало сожалеют, так как прежде, по их словам, когда полознича оберегала рожь, хлеба были несравненно лучше. Некоторые старики сообщали мне, что она не исчезла и не умерла, а ушла куда-то, рассердившись на маловерие зырян. Самое имя ее, видимо, русского происхождения: оно соответствует полуднице. Г. Савваитов так и переводит слово "полознича" словами "полудница, которая, по мнению зырян, живет во ржи", откуда и "полознича син" — василек^XIII, т.е. глаз полудницы.

Этим почти забытым существом оканчивается нестройный ряд полуисчезнувших воспоминаний из области древних зырянских божеств.

Примечания

I. "Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык". СПб., 1889 г.

II. Михайлов, "Устьвымь". Вологодские] г[убернские] ведомости], 1850, №2; Арсеньев, "Зыряне и их охотничьи промыслы", стр. 5. Ср. это последнее сочинение со статьей неизвестного автора "Зыряне" (исторический] очерк в Памятной книжке Вологодской] губ[ернии] на 1867 и 68 гг.).

III. "Зыряне и их охотничьи промыслы", стр. 12.

IV. Ср. Савваитова, "Зыряно-русский словарь".

V. Ср. Лыткина, "Зырянский край" и пр., стр. 163.

VI. Кл. Попов "Зыряне и Зырянский край", стр. 20. (Труды Отдела этнографии Императорского] общ[ества] л[юбителей] естествознания], а[нтропологии] и э[тнографии]. Кн. III, вып. 2).

VII. Ibidem, стр. 59.

VIII. Вологодские] г[убернские] в[едомости]. 1865, № 37.

IX. "Зырянский край" и пр., стр. 84.

X. Спенсер, "Основания социологии", т. 1, стр. 172.

XI. Амвросий, "История Российской] иер[архии]". VI, 566.

XII. Кл. Попов, "Зыряне" и пр., стр. 9.

XIII. Зыр[яно]-русский словарь, стр. 171.

Комментарии

Впервые: Этнографическое обозрение. 1889. № 3. С. 102-110. Статья подписана: «В. Кандинский».